Стало припекать. Горячие мухи побежали по лопаткам, по икрам. Ладно, ничего… Лучше не смотреть на часы, смотреть вверх и представлять холодное марсианское небо. А мимо проезжают всадники, поглядыва-ют на лежащего мальчишку… А кусачие мухи — вовсе не горячие. Это, наоборот, уколы холода от песка, заледеневшего на вечной мерзлоте… А всадники едут, едут мимо мальчишки, который, наверно, и не настоящий вовсе, а вырезан из гранита древними мастерами…

— А-а!! Вы что, психи!! — Это ворвался в бункер Тын. Полоснул ножом по веревкам. Рванул Ежики с трубы. Орал и замахивался на троликов, которые с испуга роняли выигранные орехи. — Сволочи! Оставить нельзя одних!.. Он же совсем изжарился!

Ежики недоуменно глянул на часы. Песок пересыпался. Видимо, давно. Болел надавленный железом затылок. Но больше ничего не болело. Мальчишки щупали, оглаживали его спину и ноги.

— Никаких же следов нету, Тын…

Ежики дернулся, чтобы не лапали, коснулся ногой трубы. Ахнул, отскочил. Тронул ладонью. Труба была как раскаленная электропечь.

Он обвел глазами растерянных троликов. Резко сказал:

— Монету!

— Отдай, — велел Тын Жиже. Тот замигал. — Ну! — грозно произнес Тын. — Я обещал, что без обмана.

— Нету же ее… — Жижа осип с перепугу. — Я… ее…

— Что-о? — Тын взял писклявика за свитер на груди. — Убью, киса…

Жижа тихонько заревел:

— Я думал, он все равно не выдержит… Я ее вчера на излучатель поменял для фотонного самострела… а-а…

— Вот и доверяй таким, — скорбно сказал Тын. — Что я теперь объясню Консулу?.. У, рожа… Гудзик и Лапочка, веревку! И… пшигу.

Услышав про неизвестную Ежики и, видимо, страшную «пшигу», Жижа заорал благим матом:

— Я все отдам! Не надо!! А-а! Я ему Яшку отдам!

И стало тихо.

— Чего-чего? — не поверил Тын.

— Я… Яшку…

— Откуда он у тебя?

— Выиграл у Канючки… На той неделе…

— И молчал, м-морда…

Ежики не верил ушам. Яшка — это было главное богатство среди ребячьих ценностей. По крайней мере, в границах Полуострова. Дороже всяких игрушек и многосерийных дисков. О нем ходили легенды. По слухам, он попадал то к одному, то к другому счастливчику: то как выигрыш в споре, то в обмен на какие-то сокровища… Ни сам Ежики, ни его друзья никогда Яшку не видели. И не надеялись увидеть… И вдруг — у этого писклявого тролика…

— Покажи! — велел Тын. — Да… Черт возьми, это он, хоть кольцами, хоть чем поклянусь… Везет же всяким недоумкам.

— Не надо отдавать, — сказал толстый Куча.

— Дурак! Консул обещал: если обманем, головы снимет. Ну что, берешь Яшку? Монету все равно не вернуть. Бери… И больше у нас носа не кажи. На…

Холодный, синевато-прозрачный, размером с огрызок толстого карандаша кристалл впечатался в ладонь Ежики.

Про Яшку рассказывали всякое. Говорили даже, что он — пришелец с какой-то звездной системы, где кристаллическая жизнь. Мол, скорее всего, летели эти жители в экспедицию к другим звездам, корабль взорвался, а Яшку занесло на Землю. От взрыва Яшка «сдвинулся в уме» и многое забыл. А может, он был просто пацаненок среди взрослых кристаллов-космонавтов и поэтому толком ничего объяснить не может. Как малыш, потерявшийся в центральном супермаркете…

Более рассудительные люди высказывали догадку, что Яшка — осколок кристаллической памяти со станции-спутника «Око». Эту станцию с искусственным мозгом Всемирный институт прогнозов запустил на дальнюю орбиту семь лет назад, чтобы вести наблюдения за всей жизнью планеты и давать предсказания во всех областях человеческой жизни. В общем, был это эксперимент большущего масштаба, и ученые возлагали на всевидящее «Око» массу надежд. Но станция, выйдя на орбиту, рванула белым пламенем и разлетелась на мелкие осколки…

Взрослые, однако, утверждали, что память «Ока» была не кристаллическая, а из биомассы искусственных нейронов. Ну да взрослые всегда спорят с ребятами, а потом выясняется, что все напутали…

Несмотря на кашу в голове (если представить, что у Яшки была голова), знал он ужасно много. Примерно как целая Академия наук. Обладатель Яшки мог не заботиться о школьных письменных заданиях: маленький кристалл выдавал на принтер сочинения по любому вопросу, причем ловко подделывал стиль ученика. Он мог рассказывать сказки и всякие истории о людях из неведомых стран, делал расчеты для электронных моделей, показывал удивительные фильмы, о которых никто раньше и слыхом не слыхивал. Или просто болтал и пел песенки. Но все это — если Яшка был в ударе. В хорошем настроении. А случалось и так, что он показывал на экране большую стереоскопическую фигу и выдавал стихотворную дразнилку, да такую ехидную, что хотелось расшибить дисплей и самого Яшку (но его поди расшиби, он как алмаз).

Бывало (и нередко), что Яшка просто нес околесицу — как справочный робот, у которого перепутались волноводы…

…Это все, конечно, Ежики знал, как и всякий мальчишка Полуострова. Сжал он холодный кристалл во взмокшей от волнения ладони и кинулся из бункера домой. Схватил там свой школьный «Собеседник», свинтил заднюю крышку (что, разумеется, не разрешалось), выдернул блок расшифровки программ, разогнул контакты и вставил между ними Яшку.

Экран мигнул. На нем появился большой знак вопроса — в виде червяка с кукольной головкой: глазки, уши и капризный рот.

— Ну, чего надо? — отозвался Яшка голосом невыспавшегося дошкольника.

— Я… не знаю… Здравствуй, — выдохнул Ежики.

— Чего-чего? — тоненько удивился Яшка.

— Здравствуй, — опять сказал Ежики и почему-то застеснялся.

— Это ты со мной здороваешься? — подозрительно спросил Яшка.

— Ну… да. А что?

— Тогда хорошо, — совсем по-мальчишечьи вздохнул Яшка. Знак вопроса исчез, побежали цветные волны. — Я думал, дразниться будешь.

— Я? Зачем?

— Не знаю… Все дразнятся. По крайней мере, сперва, когда знакомятся.

— Не, я не буду…

Они оба замолчали. На целую минуту. Потом Яшка спросил:

— Тебе что? Сочинение?

— Нет… У нас ведь каникулы.

— Тогда кино?

— Нет. Я просто так. Поговорить…

— Правда? Тогда говори.

— Яшка… Ты кто?

Цветные полосы метнулись, на экране расплылась черная амеба. Яшкин голосок обиженно задребезжал:

— А говорил, не будешь дразниться!

— Да я же… Чего я такого сказал-то?

— Я тыщ-щ-щу раз объяснял: не помню я, кто я такой! Чтоб не приставали! А ты опять!

— Но я же не знал! Я с тобой первый раз!.. Яшка… ну, извини.

Махнуло розовым светом, затем почему-то появились на экране желтые одуванчики, по одному шла божья коровка.

— Ладно… Я же правда не знаю, кто я… У меня на этом месте скол…

— Что?

— Ну, ты же видел! С одного конца я острый, а с другого обломанный. Это я откололся от корня… Там, за этим обломом, осталось такое… ну, не помню… Тебя как зовут?

— М-м… Матвей Юлиус Радомир.

— Покороче-то можно?

— М-м… можно… Ежики.

— Ежики… Ты почему молчишь?

— Не знаю…

— Нет, по-че-му?

— А что говорить?.. Мне тебя жалко. Что ты откололся, — признался Ежики.

Божья коровка улетела, одуванчики стремительно отцвели, опушились, потом на них дунуло, семена унеслись. Только один парашютик повис посреди экрана. Увеличился. Превратился в силуэт человечка. Смешно почесал ножку о ножку. Яшка сказал со снисходительным вздохом:

— Ты ничего парнишка. Я у такого давно не был…

— Можно я тебя с Яриком познакомлю? — неловко спросил Ежики.

— А он хороший? Как ты?

— Да в сто раз лучше! — искренне сказал Ежики.

Но с Яриком он Яшку не познакомил. Не мог решиться. Надо было тогда рассказать Ярику про все. И как струсил, отдал монетку. И как таскал «садовым троликам» постыдную дань… Конечно, потом он выдержал испытание иттов и тролики его даже зауважали. Но ведь монетку он все равно не вернул…

«Это же пустяк, — уговаривал себя Ежики. — Она ведь не была еще йхоло. Зато — Яшка!.. Он же гораздо лучше этой денежки. И я выручил его от тех, кто его дразнил… А Ярику можно просто сказать, что выменял Яшку на монетку. Это почти правда…»